Маленький мы мой. Храбрый ты мой!

А ведь мне всегда казалось, что храбрости нужно будет учить мальчиков, когда они чуть подрастут…

Но мне показалось! Типа объяснять, что ты мальчик, да? Но ты, сын, нам уже сейчас показал, что мальчики почти ничего не бояться! Не бояться, потому что ужасно любопытные, правда? 😎

Ты искренне считаешь, что имеешь право попробовать сейчас что угодно, ведь самое главное – ты для этого вырос, ты дозрел, ты это умеешь, черт побери! И громко заявляешь об этом, если я не согласна. Ты раньше, и правда, убегал, полный уверенности в том, что родители тебя любят, и, значит, нет ничего невозможного для тебя! Убегал, но, сразу же возвращался, с хитрым умыслом обмануть одного из нас, и довести свое дело до конца.

Сейчас убегать уже не хочется, да и возраст отрицания у тебя проявляется сильнее, чем у сестры. Поэтому, ты в ответ часто рычишь, — точно и ровно так, как мы показывали тебе льва или тигра. Сердито так, по-серьезному! И не важно, кто и что натворил: право на счастливое и вседозволенное детство есть и у тебя, и у сестры. Ты за неё тоже рычишь! И даже приходишь ущипнуть нас. И всё ещё кусаешься!

Ты даже спишь без одеяла, — не дай Бог, твои ноги будут не на свободе! «Что это такоооое?!» — твой громкий крик будит всех среди ночи, если вдруг мама случайно заботливо укрыла тебя пледом.

И меня не удивляет видеть эту храбрость и дерзость в тебе, сын, когда я сержусь на вас за что-то. «Это как это мне нельзя?!» говорит твой взгляд, хотя тут надо бы обойтись без вопросительного знака. И, если ситуацию снова перевести на несуществующий (в плане воспитания) ремень, пример которого я привела, когда рассказывала о сестре и о себе, то ты бы, конечно же, не нес его добровольно, как я. Ты бы, конечно, понял, для чего он нужен. И да, пошел бы за ним, взял бы его, показал бы, что он в твоих руках, и дерзко ответил бы: «Попробуй, отбери!».
И ведь тебя не догонишь!

Ещё, ты первым начал кормить нас с папой с ложки, — (Нет, вы не ослышались! 😃) – и мы не могли это всё не съесть, — по твоей логике, раз мы тебя кормим тем, чем решили сами, значит, и ты имеешь право нас покормить. Мол, ты слушаешься, — значит, и мы тебя должны слушаться! И попробуй тебе как-то грубо ответить, — ты в ответ снова и укусишь, и стукнешь, — и вообще, всем видом покажешь, что мы тебе ровня, а не родители.

Знаешь, а я позволяю тебе делать это. Потому что, видя тебя, твоя (скромная в этом плане) сестра тоже так учится защищаться. Она тоже уже иногда рычит, если не согласна. И сейчас уже тоже снова кусается.

Но по-настоящему я на тебя сержусь, только тогда, когда ты делаешь больно (обычно теми же зубами!) сестре. В остальном я могу ошибаться. На своем примере я хочу показать тебе, что слово «взрослый» не всегда означает «прав». Если я что-то не позволяю тебе, — прав ты, и борись за это до конца. Пусть, сейчас мы – для тебе целый мир. Но этот целый мир не должен гасить твои желания под свои удобства. И только лишь поэтому, я от всей души стараюсь максимально меньше запрещать. Хотя, если вернуться к предыдущему абзацу, — мне тебя особо нечему учить, — равноправие у тебя уже в голове.

На самом деле, твоя упрямость меня больше интересует, чем расстраивает. Ты же, и правда, родился таким! Ты не позволял мне есть, пока тебя кормлю, еще в свой неполный месяц. Мол: родили, уделяйте должное внимание! Тебя невозможно было обмануть и перенести на кроватку, мол: где мой законный четвертый триместр? Как храбро и незаметно ты залезал на неразрешенный диван, и так же быстро с него падал, когда ещё только научился ползать. Как я ревела во время твоего первого падения!

Храбрость, говоришь. Вообще, я это заметила четко, когда ещё мы только купили ходунки. В первый день вы с сестрой жутко их боялись, и, если она даже начинала плакать, то ты старался выпрямиться на весь рост и… толкнуть » эту чертову машину». Понимаешь, вы же сначала с ней думали, что это — какие-то живые существа!! Как нам было смешно с папой, но вы много о чем ещё так думали. (О стиральной машине, например.)

Но, вместо того, чтобы плакать, ты знал, что проблему нужно срочно решать. (Хотя плакать это тебе тоже не мешало!) И, раз никто тебе в этом не помогает, ты брал всю свою храбрость, и, можно, сказать, рисковал. Как рьяно и уверенно ты тогда толкал ходунки от себя! Как быстро и храбро ты подползал к стиральной машинке, когда она начинала отжимать белье и трястись!

Вообще, с этих времён, ты и начал понимать, что, если, по направлению к тебе что- то движется, то лучше показать этому, что ты – уже большой человек. Например, попробовать встать! А если эта вещь вдруг не двигалась в твою сторону, то ты за ней ползал сам. Ползал, и, иногда, от испуга плакал, конечно.

Например, из-за того самого робота- пылесоса. Сестра просто пряталась от него: один раз залезла на кровать, и всё, больше ее не видать, — понятно же, что страшно? А ты выходил к этому роботу, через свои же слезы, и пытался понять, ЧТО это такое? Подойдёт ли к тебе эта штука, а если не подойдёт, нужно снова самому попробовать! Посмотреть, ПОЧЕМУ она смеет так тебя пугать.

Я, наверно, пока мало понимаю про доверие миру у мальчиков, но твоё «Я сам!», и «Кто, если не я?», и «Как это без меня?», нас всегда удивляет и восхищает. Ты настолько уверен в своих силах, что идёшь за всем, что тебе нужно, настолько быстро и непоколебимо, что мы с отцом смотрим и не смеем возражать (до каких-то опасных моментов, конечно!)

Мой мальчик-ураган, мальчик-энергия! Маленький ещё, но уже мужчинка, — это очень волнительно наблюдать нам с папой эту твою вездесущую любознательность, которая и гарантирует храбрость. А то, откуда бы она взялась?

Ведь невозможно, будучи в каких- то сомнениях, пойти посмот чужой мотоцикл на другой двор, абсолютно не боясь, что родители за тобой не последуют? Не последуют, так не последуют, — вон, считаешь ты, все же люди ходят, почему тебе нельзя тоже просто уйти? А вообще будет круто, если хозяин мотоцикла окажется рядом, и разрешит тебе сесть! Или, хотя бы, с ревом пронесется мимо. Вааау! Вот ты и это видел, наконец-то! Вы чё, родители, испугаться за меня успели?

Ты видишь тропинку, и просто решаешь туда идти. Просто идти, — ничего, что ты не знаешь обратный путь домой, и ничего страшного, что тебе нет даже двух лет. Ты умеешь идти, — раз есть это умение, то его нужно использовать. Кто же знал, что ты не умеешь сбегать вниз по крутому склону, и что на коленках окажется кровь? Ты поплачешь долго, и снова – в путь!

Ты же везде пролезешь, и всё хочешь делать сам! Да, пока что ты по младенческой привычке многое просишь с криком и недовольством, но этот природный инстинкт скоро затухнет, и ты будешь как настоящий взрослый человек, который сам всё решает😂

Упрямый ты мой! И ведь всё-то должно быть под твоим контролем: и блинчики ты уже умудрился научиться делать сам, параллельно поедая их с маслом, и машину вашу маленькую водить. Ты даже сестрёнку начал уже учить водить, которая, конечно же, первее тебя сообразила, что для «вперёд-назад» нужно переключать рычаг. Но разве ты ей уступал руль, чтобы она до конца этому научилась? Конечно, нет! Только потом, научившись даже вовремя тормозить, ты с искренней своей любовью начал учить сестру сам: все должно происходить под твоим контролем, напоминаю .

Ты от слова «совсем» не терпишь, если что-то идёт не по-твоему. Сестра уже всё понимает, и терпеливо переключается на другое, а ты – нет. «Нет» — это твой конёк, я бы сказала! И если раньше это были крики, слёзы и угрозы (ты, например, быстро понял, что биться головой об пол родители тебе точно не разрешат, а значит, мигом вскочат и точно все выполнят!) , — то теперь это всё сменилось грозным взглядом и приказом «Кил!»( «Иди!»). А если не идти сию же секунду, — то ты мимоходом посмотришь на батарею, — «Точно хотите, чтобы я по ней машинкой постучал? Или, вообще, розетку ноутбука потянул?».

Любвеобильный ты мой. Позитивный ты мой! Иногда мне кажется, что вся любовь Вселенной оказалась в твоих руках, — настолько ты нас одариваешь ею с самого утра! Хорошо, что твои пробуждения со слезами потихоньку остаются в прошлом, — сейчас ты почти сразу начинаешь бесконечно много нас целовать. От твоих объятий невозможно выбраться ни папе, ни мне! Ни сестренке, — она пока никак не может привыкнуть к таким страстным объятиям и поцелуям, и часто отталкивает тебя. А ты выдерживаешь пару секунд, и снова начинаешь целовать, — и вот она уже заливается смехом от счастья! Кажется, что ты такой уже взрослый!

Хотя сейчас я немного лукавлю: я всегда относилась к тебе, как к взрослому. С самого рождения! Что- то было такое в твоём взгляде, будто ты всё понимаешь. (Да и сейчас есть.) Помню, как я переживала в роддоме, что вы ещё слишком слабые для накопившего материнского молока, и мне предстоит болющий массаж, но ты взял и ночью, за шесть часов, помог мне избавиться от всего молока, — я была так сильно благодарна тебе! Сестра в это время только набиралась сил, — она позже поняла всю эту близость, — а ты, кажется, сразу родился сильным.

Мне сейчас, и правда, кажется, что именно сын помогает маме начинать доверять миру. Ты вроде как и так доверяешь мужу, если брать в плане мужчин, с этим всё в порядке.

Но появившийся в доме маленький мужчинка с такой невозмутимостью начинает делать все дела, которым успел научиться, и почему-то так удивляется, что посудомойка уже работает с утра без него. Как так? Что еще в этом доме нужно осмотреть?

И вот я уже мигом начинаю думать, что вполне можно тебе перераспределить эту обязанность, — ничего, что так рано? И твои глаза горят и от включенного чайника, и от принесенного гаечного ключа.

Сын! Ты учишь свою спокойную сестру наслаждаться моментом, и жутко напоминаешь мне этим своего папу. И вот вы уже скатываетесь с придуманной горки (из мата и кровати)! Залезаете на унитаз и прыгаете оттуда в ванну! (Это ты научил сестру залезать в ванну без помощи родителей!) И с тех пор сам и решаешь, когда купаться.

Сама бы она спокойно стояла и переливала воду из лейки в ковшик, из ковшика в лейку, — и не додумалась бы, что кран можно заглушить ладонью, и тогда, получится фонтан, доходящий до всех четырех стен! Или любовалась бы гирляндой, улыбаясь мне, и хлопая в ладоши, ведь эти огоньки так красиво мигают, — и только ты ей настойчиво подскажешь, что это всё можно достать, если притащить стул, а с ней залезть на комод, и стянуть вон ту самую розетку!

Ты уже давно не доверяешь родителям в плане сладкого, — знаешь же, что спрятали. Знаешь же, что так просто не дадут. Сестра с интересом смотрит мультики, которые тебе надоедают через пятнадцать минут, и, иногда, поглядывает и на тебя – на добытчика, который пошел искать по высоким полкам шкафов спрятанные конфетки. Зачем тебе родители? Ты ведь и сам все прекрасно знаешь! И сестра знает, что ты найдешь. Даже если упадешь.

— Ааааа, держусь-держусь, где же мама и папа!!!